— Рассказала? — первым делом поинтересовалась Радмила, затворив двери на засов и накинула на девушку теплое одеяло.
Лиина ответила кивком и понуро опустила голову.
— Не придет он.
— Придет! — твердила женщина.
— Нет. Ты не видела его лица. Ты даже своего лица не видела, когда я обратилась. — Истерично рассмеялась девушка. — Да и женщине все равно, кого под опеку взять: птицу, рыбку или ребеночка. А мужчине не все равно, кого к себе в дом пускать!
Радмила оглянулась на разложенный наряд для девушки и тяжело вздохнула. Лиина бы выглядела в нем очень красивой.
Глава 22
Затейливая музыка мешалась с веселыми криками играющей на улице ребятни. Дети сновали меж столов, забавлялись прятками и иногда тащили из-под рук мамок вкусности. Очень добрые мамки (это те, которых дети еще не достали, и у которых выклянчили всего по одному прянику), делились сладостями, остальные (коих было гораздо больше) лупили по рукам, приговаривая, что до вечера потерпеть надобно!
Многие незамужние девицы уже получили венки, как приглашение выйти замуж. А некоторые могли бы получить, если б мамка или папка не встали раньше и не выкинули принесенное кем-то явно недостойным гнездо за сарай. Лесе Иван вручил венок лично, широко улыбался, родителям кланялся. Окрыленная девица проходила в венке благоухая травами почти до самого вечера… Зря она волновалась, что парень вплетет, не распознав, крапиву. Крапиву он отличать умел. С цветами все было гораздо хуже. Когда, ближе к началу торжества белые цветки в венке почувствовали влагу в воздухе и решили раскрыться… Это выглядело красиво. Однако оценить красоту никто не решался. К Леське противно было подходить ближе чем на три метра и даже стоять только по ветру. Пахли местные белые ночные цветы омерзительно. Росли они на болотах. Называли их «ночниками» в честь ночных горшков… И детям с малых лет объясняли, что рвать их не стоит, иначе руки при малейшей влаге начинают одурманивающе вонять. От запаха можно было избавиться лишь забив его ароматом уксуса. Леся проревела несколько часов, решив отказаться от такого суженого с его зловонными подарочками. Иван не понимал за что на него обижаются. Он преспокойно пил самогон и занюхивал теми самыми цветами. Лесю утешало только то, что были девицы, которым венок вообще не принесли.
Лиина не выходила даже во двор. Сережка веселился, Радмила собиралась уйти на праздник с Григорием, а девушка намеренно отстранялась ото всех, планируя провести вечер в слезах-печалях.
— Пойди, развейся. — Уговаривала хозяйка, приплясывая на месте, как молодица. На ее голове красовался не слишком опрятный венок, больше смахивающий на краденное гнездо. Лиина даже могла поклясться, что видела там пару червячков и скорлупку от яиц. Однако такими замечаниями испортить романтическое настроение Радмиле Меркуловне не смог бы никто. Она еще разок посмотрелась в маленькое зеркальце на длинной ножке и улыбнулась. Глаза ее светились. Подарок кузнеца пришелся по вкусу. Пожалуй, ей в молодости таких сюрпризов не преподносили.
— Даешь разрешение? — поклонился девушке кузнец, заглянувший в дом за Радмилой.
— Чего это вы у меня спрашиваете? — отшатнулась Лиина. — Я ж ее в погребе от вас не закрою! Да и ваша она всецело… Да и погреб не закрывается — щеколда сломалась…
Гриша растянул на физиономии улыбку шире некуда и, предложив хозяйке опереться на свой локоть, повел ее на гулянья, напоследок заявив, что щеколду починит.
Лиина присела у печи, и чтоб не было скучно затянула песенку, которую оборвал назойливый стук в двери.
— Лиина, ты тама? — кричал Сережка, барабаня ногой в дверь. Руками он придерживал низ рубахи, чтобы не растерять ни одного бублика. Запасливый ребенок нес дармовые сладости в дом, и прятал их по всем банкам, какие находил. Даже иногда, не проверяя пусты ли они. Так в доме появилось новое блюдо: пряники маринованные в соленых огурцах. Выгрузив богатство в очередную большую банку, он прикрыл ее салфеткой и потянул девушку за юбку. — Пошли гулять! Мы с тобой вместе больше баранок насобираем!
— Лопнешь! — предупредила его Лиина.
— Я ж не сразу все съем. Мы в баночку насобираем, а потом неделю в сладостях отказывать себе не будем! — фантазировал Сережа.
— Вот если найдешь для меня пряник-птичку, я пойду. — Схитрила девушка, зная, что формочки птичек ни у кого из женщин в деревне нет, и никто подобного не лепил. У детворы пользовались популярностью зайчики и свинки. Сережа, все равно убежденный в победе, помчал на поиски, и Лиина вернулась к прерванному занятию. Только присела у печи, только накинула теплый платок, настроилась на проливание слез, как в двери постучали уже более тактично. На пороге ей поклонились Алешка и голубоглазая, русая, с длинной толстенной косой девушка, получившая красивый венок из таких же, как и цвет ее глаз, цветов (стоило признать, что у Лешки вкус был отменный).
— Коль нам становится родственниками, — начал парень, — то давай-ка ты, сестрица, собирайся. Мы не дадим тебе киснуть одной.
— Будем киснуть вместе! — брякнула Любава и сама же расхохоталась.
Ее задорный смех, и добрый взгляд, заставили Лиину уступить парочке. К тому же, девушка поняла, что погоревать, поплакать ей попросту не дадут, а злиться на будущих родственников, ко всему прочему, спасших ее, негоже! Она нарядилась в приготовленный еще со вчера наряд. Осмотрев себя со всех сторон перед зеркалом, оказалась довольна увиденным, хоть красоваться было не перед кем. Зато было кому утереть нос!
— И кому такая королевна достанется? — приговаривала Любава.
— Тебе, мой владарь… Только тебе… — угрюмо прошептала девушка, и попробовала взбодриться: приосанилась, развела плечи, задрала голову. Убедила себя, мол, действительно королевишна — пущай остальные завидуют!
— Нашел! — примчался Сережка, продемонстрировав пряник.
— Что это? — заинтересовался Лешка, рассматривая находку.
— Птичка. — Уверенно выдал мальчик.
— Думаю, сначала это было свинкой. Но чьи-то зубы сделали из нее ласточку. — Рассмеялась невеста названного братца.
— Или голубя…
— Или утку… — никак не могли определиться взрослые.
— Ладно. Принимается. — Согласилась Лиина. — Но есть я ее не буду. Ты надкусывал — ты и ешь!
И отдала пряник обратно мастеру фигурного надгрызания.
Опрокинув по несколько стаканов ягодной настойки (к слову, после случившегося, настойку, приготовленную женой старосты пить не рисковали, опасаясь, что туда подмешена какая-нибудь бурно действующая трава), стар и млад пустились в пляс вокруг украшенной цветочными гирляндами арки. Как-только стемнело мужчины смастерили факелы и подожгли их. Молодые парни соревновались за право добыть в шуточной битве новенькие кожаные сапожки для своих избранниц. Забавно, что не каждой бы размер подошел, но никого сей факт почему-то не тревожил. Победил в соревновании Свасел, предоставил обувку какой-то девушке из соседней деревни… Девушка была крупная, под стать парню. Сунула она ножку свою, пухленькую в сапожек… И не важно, что жал и в пятках, и в пальцах, и везде.
— Разношу! — убеждала подруг гордая девица, весь вечер прихрамывая на обе ноги, а под конец праздника вообще щеголяя босиком, так как обновки не выдержали ни танцев, ни ходьбы, ни веса хозяйки, лопнув по швам…
Лешка и Любава втянули Лиину в хоровод. Средь мелькавших лиц, она усмотрела и Герасима, казалось бы, предающегося повсеместному веселью. Но только они столкнулись взглядами, как Лиина заметила кипящую в его глаза затаенную злобу. Порадовалась, что этот человек завтра уезжает, и в деревне все снова будет как прежде.
Танцевали и Радмила с Гришкой. Причем кузнец так разгорячился, что подхватил свою суженную на руки и закрутил вокруг оси. Лиина подозревал, что это было специально спланировано, так как остаток праздника ее хозяйка не могла стоять ровно на ногах, все время клонилась вбок, цепляясь за крепкое плечо Григория. Тот сиял начищенной монетой, приговаривая товарищам, дескать, так меня любимая обожает — ни секундочки без меня прожить не может!